(«Последняя жертва»)

Флор Федулыч Прибытков - фигура достаточно сложная и неоднозначная. Автор отрекомендует его кратко - «очень богатый купец, румяный старик, лет 60, гладко выбрит, тщательно причёсан и одет очень чисто».

Ещё до появления героя на сцене мы многое узнаём о нём из разговора Глафиры Фирсовны с Юлией. Во-первых, само имя его произносится так, что становится ясно: этот «почтенный старик», по определению Юлии, - всеми признанный глава семьи; даже сама она, хотя и скажет: «Какая я ему родня! Седьмая вода на киселе, да и то по мужу», - его побаивается: «Как я стану с ним разговаривать? С стыда сгоришь».

Видимо, в «семейном клане» Флор Федулыч самый богатый. «Человек одинокий, детей нет, денег двенадцать миллионов... Чужая душа — потёмки: кто знает, кому он деньги-то оставит. Вот все родные-то перед ним и раболепствуют», - будет рассказывать Глафира Фирсовна. Она, конечно, пояснит, что её «миллионы маленькие. А только много, очень много, страсть сколько деньжищев!»

Однако предполагаемые наследники-племянники не приносят радости купцу: «Неприятности есть-с, от племянников... Мотают, пьянствуют, только фамилию срамят. Жена умерла, детей не нажил; как подумаешь, кому состояние достанется, вот и горько станет». В пьесе мы увидим из племянников только Лавра Мироныча, который «больше других беспокоит», но на вопрос, кто огорчает, Прибытков кратко ответит: «Да все-с» (в одной из статей о комедии я встретила меткое замечание, что родственники Флора Федулыча должны бы были скорее зваться Убытковыми).

Во-вторых, нам пояснят, что «старик-то он чудной: сам стар, а капризы у него молодые». Глафира Фирсовна посоветует Юлии: «Исполняй всякое желание его, всякий каприз, так он ещё при жизни тебя озолотит», - напомнив: «А ты разве забыла, что он твоему мужу был первый друг и благодетель? Твой муж перед смертью приказывал ему, чтоб он тебя не забывал, чтоб помогал тебе и советом, и делом, и был тебе вместо отца». Юлия сделает совершенно однозначный вывод: «Да ведь эти люди даром ничего не дают. Он действительно осыплет деньгами, только надо идти к нему на содержание».

На определённые заключения может натолкнуть и рассказ Глафиры Фирсовны: «Сирота у него была на попечении, красавица, получше тебя гораздо; а вот теперь он отдал её замуж, мысли-то у него и освободились, и об тебе вспомнил, и до тебя очередь дошла».

И в то же время, не кажется мне Флор Федулыч кем-то вроде Кнурова из «Бесприданницы», хотя и ведёт он, приехав к Юлии, разговор, заставляющий вспомнить о «дорогой оправе»для «дорогого бриллианта»: «Вы должны жить на виду и дозволить нам любоваться на вас». И следуют советы: как обставить дом, как переменить выезд, какой абонемент на новый сезон купить...

И за всем этим видна чёткая цель: не позволить Юлии разориться, не дать деньгам её мужа уйти из семьи. А деньги, видимо, были немалые: «То-то муж-то её, покойник, догадлив был; чувствовало его сердце, что вдове деньги понадобятся, и оставил вам миллион». Конечно, «миллионы»Глафиры Фирсовны стоят «много меньше», но состояние, несомненно, значительное. И расспросы «тётушки» говорят сами за себя: «Как же она: вещами, что ль, дарит ему, аль деньгами?.. Разные бабы-то бывают: которая любовнику вещами — та ещё, пожалуй, капитал и сбережёт; а которая деньгами, ну, уж тут разоренье верное».

И Флор Федулыч пытается спасти это состояние. Он сам будет объяснять Юлии: «Женское дело — проживать, тратить; а сберегать капиталы, в настоящее время, и для мужчины довольно хитро, а для женщины невозможно-с», «У женщины деньги удержаться не могут, их сейчас отберут. До прочих нам дела нет; а вас мы беречь должны. Коли мы за вашими деньгами не усмотрим, нам будет грех и стыдно... А вы мне пожалуйте ваши деньги и все бумаги, я вам сохранную расписку дам и буду вашим кассиром. Капитал ваш останется неприкосновенным, а сколько вам потребуется на проживание, сколько бы ни потребовалось, вы всегда можете получить от меня».

Пока разговор идёт только о делах, правда, с немаловажным уточнением: «Даром я ничьих услуг принимать не желаю: чем же я заплачу вам за ваши заботы?» - «Разве дети платят что-нибудь своим родителям?» - «Платят, Флор Федулыч, и очень дорого: платят любовью». - «Так ведь и мне, кроме этого, ничего не нужно-с».

Мне всё же кажется, что до приезда к Тугиной Флор Федулыч не имел никаких определённых видов на неё, но при встрече не мог не плениться ею: «Что вы так смотрите на меня, Флор Федулыч? Переменилась я?» - «К лучшему-с... В том мы не ошибаемся, на том стоим. Очаровательность женскую понимаем».

Он, конечно, отмахнётся от слов Глафиры Фирсовны о втором браке («Женились бы, Флор Федулыч». - «Поздно, людей совестно-с». - «Что за совесть! Были б свои наследники». - «Это дело такое, что разговор о нём я считаю лишним»), но, вероятно, уже задумался.

При первой беседе Тугина решительно отклонит все его предложения: «Я вам очень благодарна за доброту; но принять вашего предложения решительно не могу... Я выхожу замуж». Однако и здесь Прибытков будет продолжать свой «розыск»: «Это дело другого роду-с. Позвольте полюбопытствовать! Имя, отчество и звание вашего будущего супруга?.. Я могу быть вам полезен, могу лучше вас разузнать о человеке и вовремя предупредить, если дело не подходящее. Не шутка-с, счастье и несчастье всей жизни зависит».

И даже отказ Юлии назвать имя избранника не заставит Прибыткова отступиться. Мы увидим в следующей сцене своего рода «военный совет» с Глафирой Фирсовной, которая доложит ему полученные сведения («А я-таки допыталась кой до чего, тайности её выведала». - «Надеюсь, что вы от меня ваших сведений не скроете?» - «Батюшка, да что мне скрывать-то, с какой стати! Вот ещё, была оказия! Что я ей мать, что ли? Всё дочиста выложу, как есть. С чего начинать-то?»). Он не сразу начнёт действовать («Значит, надо подождать-с»), и только рассказы племянника и его дочери о вдруг появившемся «феномене» заставят его решиться: «Слышали? Что же это такое-с? это фантасмагория какая-то!» - при непременном условии: «Только вы сделайте одолжение, пуще всего-с, чтоб моей репутации ущербу не было. Я ничего не знаю и ни во что не вхожу».

Но окончательно склонит его к решительным шагам сцена с приехавшей просить денег Юлией. Он, конечно же, понимает и истинное положение дел Тугиной, и её отчаяние. Почему так долго отказывает ей? Мне кажется, ключом к пониманию его поведения является фраза «Всей душой желаю добра-с, оттого и денег не даю».

Флор Федулыч прекрасно понимает, на что ей нужны средства. Очень интересен его вопрос: «На что вам деньги, вы не торгуете. Что вам нужно-с? Богатый гардероб, экипажи, ну, птичьего молока-с? Извольте, я всё достану, а денег не дам-с». Он будет пытаться как-то образумить Юлию («Ни себе дёшево купить у вас, ни вам дёшево продать я не дозволю-с. Зачем дёшево продавать то, что дорого стоит? Это плохая коммерция-с», «Если вы желаете большие проценты платить, так извольте обратиться к ростовщикам». - «Я их не знаю. Где они? Кто они?» - «И не дай Бог знать-с. И я не знаю-с»).

А поняв, что такие средства не действуют, высказывается очень жёстко, даже жестоко: «Деньги эти не вам, и не на дело-с: они будут брошены... Эти деньги завтра же, или даже нынче, будут проиграны, и другие понадобятся» (и ведь предсказывает точно!)

Думаю, что это похоже на поведение хирурга, вскрывающего болезненный нарыв, чтобы принести пользу пациенту. Прибытков объяснит истинную ценность своего капитала: «У меня деньги дельные и на дело должны идти. Тут, может быть, каждая копейка оплакана прежде, чем она попала в мой сундук, так я их ценю-с. А ваш любовник бросит их в трактире со свистом, с хохотом, с хвастовством. У меня все деньги рассчитаны, всякому рублю свое место; излишек я бедным отдаю; а на мотовство да на пьянство разным аферистам — у меня такой статьи расхода в моих книгах нет-с».

Свой отказ он будет пытаться как-то смягчить, предлагая яства или развлечения: «Если кушать вам не угодно, так кофею не угодно ли, или фруктов? Я прикажу сейчас подать», «Вам сегодня куда за город не угодно ли-с?»

И всё же не удаётся ему устоять... Сколько бы он ни повторял: «Никакой свадьбы… Ничему я не верю-с», - но не выдерживает её слов «Если вы дадите денег, я буду благословлять вас, как благодетеля, как отца. Если вы откажете, вы будете причиной моей погибели… я прокляну вас… вы будете моим злодеем…»: «Замолчите, прошу вас!.. Я не допущу, чтоб вы считали меня злодеем-с». И как горько прозвучит, когда узнает он требуемую сумму: «Шесть тысяч-с? И из такой малости вы себя унижаете!.. Вы, богатая, добрая, милая дама, Боже мой!»

Он видит, до какого отчаяния доведена женщина, не может отказать ей, но всё-таки остаётся верен своим принципам: «Теперь у меня к вам просьба: я вам поверю эти деньги на слово, но вы возьмите документ непременно-с, так не отдавайте! Это мое условие».

И с каким достоинством отреагирует он на слова Юлии «Моего стыда никто, кроме вас, не знает и, надеюсь, не узнает; вы меня пощадите»: «Это будьте без сомнения, только всё-таки-с…»

И именно после этого, после того, как Юлия возьмёт «дрожащими руками деньги и торопливо спрячет», последует знаменитая сцена, которую вспоминают все, видевшие или читавшие пьесу: Юлия «крепко обнимает и целует Флора Федулыча», а он произносит: «Этот поцелуй, Юлия Павловна, дорогого стоит. Да-с, это от души… дорогого стоит». Ему ясно, что её слова «Вы мне возвратили жизнь, вы мне подарили счастье…» совершенно искренни. И именно поэтому будет сравнение с благодарностью Ирины, бросившейся ему на шею («Дедушка, вы так добры, что даже сверх ожиданий!..»): «Не то, разница большая… тот… тот дорогого стоит». Благодарность за «возвращение жизни» и за деньги «сверх ожиданий», разумеется, несравнима...

И именно после этого он сам начинает действовать.

Если понравилась статья, голосуйте и подписывайтесь на мой канал!Навигатор по всему каналу здесь

"Путеводитель" по пьесам Островского здесь