Ничто в юности Марины не предвещало, что её имя, пусть и преимущественно в негативном контексте, войдёт в историю. Что ещё при жизни о ней напишет пьесу испанец Лопе де Вега, увековечит ее образ Пушкин, посвятит поэму Хлебников.

Отец Марины – королевский сводник Юрий Мнишек – в глазах гордых поляков имел весьма дурную репутацию. При всей его близости к королю, при всем его влиянии и должностях он откровенно презираем. Да, с ним общаются по делам, обычно сомнительного свойства, но его семью игнорируют.

Удачная женитьба на Ядвиге Тарло, принесшая ему сандомирские земли, не делает его богачом. Мнишек все время в долгах. Как ни грабь Сандомирское воеводство, а все не хватает. Торговля «прелестницами» приносила больше. И этот опытный придворный сутенер начинает обдумывать выгодные брачные комбинации для подрастающих дочерей.

С раннего детства Марине внушают единственную цель – выгодное замужество. Но она хорошо образована и далеко не глупа. Она не может не понимать, как мало у неё для этого шансов. Чем ей пленять потенциальных женихов? Происхождением? Захолустная дворяночка бог весть какого рода. Уж не говоря о репутации папаши! Интриган и сводник в качестве тестя – не очень-то приятное приобретение для солидных женихов. «Не играют с детьми воров и проституток!», а тем более не женятся на них.

Приданое? Его вообще нет! Они голытьба – сидят всей семьёй на жалованьи папаши, а у него девять детей и огромные долги. Внешность? Вопреки романтичным легендам, она вовсе не так хороша собой – маленького роста, всего 153 см, тщедушна, худа, сухопара, у неё плохая фигура и некрасивое лицо с тонкими губами. И на что ей надеяться?

Это у романтичного Пушкина она говорит:

«…у ног своих видала Я рыцарей и графов благородных; Но их мольбы я хладно отвергала…»

Кого уж тут отвергать, когда «дети приличных людей не играют с детьми воров и проституток!»

Что ей делать? Быть в приживалках, надеясь, что кто-нибудь из богатых друзей и родни обратит внимание на маленькую бедную родственницу? Другая, наверное, так бы и поступила. Но не Марина. Судьба даёт ей шанс выбраться из серости провинциальной жизни, и она воспользуется им. Рискуя сверх меры.

Где-то в 1603 году появляется бежавший из России невзрачный юноша, который вдруг им «открывается»: мол, он не кто иной, как чудом спасшийся Дмитрий – последний сын Ивана Грозного, царевич московский.

Претендент на русский престол – чем не жених для Марины? Уж лучше «тёмная лошадка», которая сулит ей трон, чем жалкое существование. И в будущем неоднократно, когда судьба будет ставить её перед выбором – журавль или синица, огромный риск или спокойное прозябание – она всегда будет выбирать первое.

Походу самозванца, как ни странно, сопутствует успех. Впрочем, неизвестно, достиг бы он успеха, если бы не такая своевременно внезапная смерть Бориса Годунова.

Лжедмитрий I признан боярами, признан церковью и «родной матерью» Марфой Нагой. Фортуна, кажется, на его стороне. Впрочем, все одиннадцать месяцев правления Лжедмитрия будут преследовать непрерывные заговоры и покушения. Воистину Смута начинает пожирать своих детей.

18 апреля 1606 года Марина пересекает русскую границу, а 3 мая въезжает в столицу. Впереди свадьба. Странная свадьба. Трагическая свадьба. Похожая состоялась примерно тридцать лет назад. В Париже. Там другая королевская семья выдавала дочь-католичку за дальнего родственника-протестанта, чтобы примирить религиозную вражду в стране. Та свадьба закончилась Варфоломеевской ночью. Резней приехавших гостей-«иноверцев», бегством жениха, горем невесты.

Кремлевское бракосочетание закончится погромами, убийством сотен людей, изнасилованием подруг невесты, смертью жениха и бегством новобрачной. Не с Варфоломеевской ли ночи писался сценарий очередной «кровавой свадьбы»? Людьми неглупыми и осведомленными о том, что в мире происходит? Теми, кто совсем недавно служил её мужу, кланялся и лебезил?

…Венчание назначено на четверг 8 мая. Перед самым заключением брака в Успенском соборе патриарх Игнатий помазывает Марину на царство и венчает царским венцом. В ходе церемонии Марина соблюдает православные обряды, прикладывается к иконам, вкушает хлеб и вино, что может трактоваться как принятие ею православия.

А в городе тем временем становится тревожно. Москвичей раздражают иноземцы, прибывшие в столицу в свите Мнишеков. И вот в результате нового заговора Лжедмитрий убит. Власть переходит к очередному царю московскому. Им становится Василий Шуйский.

Марина в этой катастрофе уцелела чудом. Ей предлагают уехать домой в Польшу вместе с отцом. Прекрасное предложение! Тем более что полученных подарков и даров от Дмитрия хватит на весьма обеспеченную жизнь. Но нет! Не такова Марина. Она упорно твердит, что венчана на царство и что во всей этой смуте она и только она – законный правитель страны. И пусть шансы на успех ничтожны, она не сдастся!

Тем временем на Руси объявляется очередной «царевич Дмитрий». За её спиной отец успевает сторговаться с новым претендентом на трон. По дороге в Тушино Марине открывают дотоле тщательно скрываемую от неё правду о личности нового самозванца. Это повергает её в шок. Человек неизвестного, но явно не аристократического происхождения, оказывается груб и не воспитан. Однако политика – могущественнее личных симпатий и антипатий. И Марина изображает радость по поводу встречи с выжившим мужем. В этом шкловском бродяге, по условиям договора, она признает своего царственного супруга. Но стоит ли винить её за это? А уж если обвинять, то не её одну. Лжедмитрию II – «тушинскому вору» – служили все.

Там, в Тушине, – весь цвет бывшей, настоящей и будущей российской элиты. Свой патриарх – Филарет Романов. Первый самозванец сделал его, простого монаха, митрополитом Ростовским, а от «тушинца» Филарет получает сан патриарха. Филарета так и будут звать – «воровской патриарх». Спустя годы, уже в период правления сына царя Михаила, Филарет, вновь став патриархом, будет раздражённо понимать, что окружающие, говоря о нем «патриарх», про себя добавляют «воровской». В Тушине своя Боярская дума. Впрочем, все бояре так и бегают то из Кремля в Тушино, то из Тушина в Кремль. Кто знает, чем закончится эта смута? Надо же выслужиться перед потенциальной властью.

5 сентября 1608 года происходит тайное венчание Марины с тушинским царём. С формальной, юридической точки зрения брак их вполне законен, равно как и ребёнок, рождённый в этом браке. Она разделяет с мужем все превратности его судьбы: мятежи, распад Тушинского лагеря, очередное бегство.

Российская элита, всего за четыре года «схарчившая» три потенциально новых царских династии, с воодушевлением присягает очередной – польскому королевичу Владиславу. Русские бояре готовы видеть русским царём Владислава. Но не Марина. В борьбе за свои права она теперь бросает вызов своему бывшему государю – польскому королю! Он – узурпатор, а она – царица.

Неслучайно Романовы потом будут бояться сына Марины. Будут во всех грамотах требовать, чтобы того не признавали царевичем. Сам того не подозревая, новорожденный уже принимает участие в большой политике, и вокруг его колыбели сталкиваются противоборствующие силы, семьи, армии.

Вместе с казацким атаманом Иваном Заруцким Марина отправляется в бега. Но на дворе уже 1612 год, Москва очищена от поляков, на престол восходит Михаил Романов. Законная царица Смутного времени должна уйти в небытие. Особенно с учётом того, что многие помнят, как Михаил присягал королевичу Владиславу. Позднее ценою больших территориальных уступок русские послы будут пытаться выцарапать у поляков ту самую грамоту, по которой Михаил Романов присягал Владиславу. Грамота исчезла.

А уж Марина должна была исчезнуть подавно. В 1614 году её и Заруцкого их же окружение выдаёт за вознаграждение новому русскому царю. Марину, по преданию, заточают в башне Коломенского кремля, которую позднее назовут «Маринкиной». Но мало уничтожить Марину – нужно заклеймить саму память о ней. Чтобы никто и никогда не усомнился в справедливости свершённого над нею и её сыном суда.

Её называют ведьмой, посмертно обвиняют во всевозможных грехах. Да, она – честолюбивая авантюристка. Но кто обвиняет её? И в чем? В том, что вышла за самозванца? Но она-то как раз выходила за Дмитрия Ивановича – царевича! За того самого, которого до этого признали Боярская дума, патриарх и родная мать – инокиня Марфа! Так что Марина-то вышла за всеми признанного сына Грозного, царя всея Руси. А вот почему признали его таковым люди, у которых Отрепьев рос с детства? Почему признали церковные иерархи – те, у кого он служил в Чудовом монастыре? Почему даже не усомнилась «мамаша» – инокиня? Они, осуждавшие потом Марину, почему ранее возвели его на трон?

Но все призвавшие и признавшие Отрепьева царём сразу же после его убийства дружно начинают поливать грязью Марину, «самозванцеву жёнку». Они, породившие, создавшие самозванца, обвиняют её, поверившую их же вымыслам и грязным делишкам!

Казнить Марину, как венчанную русскую царицу, нельзя. Даже если признать её самозванкой, она все равно остаётся польской подданной. А вот её сын – другое дело. Подданный русский. Обманом у Марины забирают в темнице сына, успокаивая, что ребёнку никто мстить не будет. И немедленно по приказу Михаила Романова четырёхлетнего сына Марины публично повесят. По преданию, верёвка была слишком толстая для тоненькой шейки четырёхлетнего мальчика и его не удушила, он висел несколько часов на глазах у потрясённых москвичей, пока не умер.

Даже в эти смутные времена публичная казнь невинного ребёнка ужасает всех. Что ждать стране от новой династии, столь жестоко начинающей своё царствование? Но у более удачливой соперницы Марфы Романовой, у её сына Михаила Романова – свои резоны. Только всенародное убиение ребёнка, слух о котором разойдётся по всей Руси великой, избавит династию от новых самозванцев.

От них избавит. Да и то на время. Но не избавит от кары за содеянное.

Узнав о смерти сына, Марина в отчаянии проклянёт весь род Романовых вплоть до последнего царя, «пока вся династия не угаснет», и вскоре умрёт в заточении. Вряд ли своей смертью.

…Спустя 300 лет судьба несчастного ребёнка бумерангом вернётся к самим Романовым и, спускаясь на расстрел в подвал Ипатьевского дома, дети последнего царя из дома Романовых своей кровью искупят преступление первого.